Город как летопись, как книга, в которую вписывается моя жизнь словами, эмоциями, действиями.
***
Уже будучи студенткой я шла по одному из переулочков нашего города. Огромный тополь корнями поднимал асфальт, трещины расходились паутиной по всему тротуару, а полевые ромашки тонули в зеленом океане некошеной травы. В голове носился план первой попытки научной работы, и мне было страшно нырнуть в эту воронку сверхнапряженной работы. Тогда она была равнозначна недосыпам, переутомлению, азарту на финишной прямой и долгому тяжелому «похмелью». И от аромата ли южного лета, от пыльных ли асфальтовых узоров, но внутри что-то вдруг запарило и расстаяло. Звоночек из забытого прошлого. Глубоко-глубоко в моей памяти начала вырисовываться картина: я, маленькая, прыгала вот здесь, по этим выступам, одной рукой держась за щербатый ствол тополя, а другой – за любимого брата. Мы легко, беззаботно, радостно шли домой, полной грудью вдыхали в себя жизнь, лето, свободу – два человечка с открытки «Счастливое детство». Свой первый «научный труд» я осилила, он стал первым кирпичиком, первым, но самым важным.
***
Здесь на пересечении двух улиц росли фиолетовые ирисы, петушки, как их называл мой отец. Прошло много лет, уже не стало отца, да и петушки больше там не росли, а память упрямо цеплялась за газон и дорисовывала на нем цветы. Тщетно пыталась я отыскать в зеленых зарослях ирисовую пестроту и тогда, когда меня под руку вел мой первый официальный «жених». Сам факт предложения поднял мою женскую самооценку до невероятных вершин, но как же тогда не хотелось выходить замуж и быть его женой.
***
Вот площадь, на которой всегда под Новый Год, устанавливали большую елку. Мы с папой возвращались домой из детского сада. Шел снег-крупа, и было холодно. И тут с елки ветром сдуло гирлянду. В дефицитное время восьмидесятых это была настоящая роскошь, и она понеслась по заснеженному тротуару, через сугробы, путалась под ногами замерзших прохожих, а мы, что есть силы, бежали за ней и когда наконец принесли ее домой, это было сродни найденному сокровищу. После гибели отца эта гирлянда стала для нас своеобразной святыней и была непременным аттрибутом каждого новогоднего праздника. На этой же площади я назначала первые свидания своим знакомым из сети и чатов. Там, где я летела вслед за папой, а в душе колотилось и рвалось наружу абсолютное счастье, через двадцать лет, гонимая одиночеством, неуверенно и робко я переходила из виртуального общения в реальное, разочаровывалась, тосковала.
***
В моем городе, в его центре, практически до дыр были исписаны все улочки и переулки. Слой за слоем одни воспоминания накладывались на другие – добрые, трогательные, нежные соседствовали с грустными, в чем-то болезненными. Эта многослойность была и тяжелым грузом, и поддержкой, она создавала ощущение Своего пространства, Дома, именно такого, в котором и стены берегут.
С переездом в новую страну и город я потеряла ощущение дома. Казалось бы, что вместе с этим я должна была оставить и груз тяжелых воспоминаний, но по какой-то таинственной иронии он переехал вместе со мной. Прошло не мало лет,пока я наконец не разрисовала новый город своими личными красками – радостью, грустью, тоской, надеждой, мечтами.
***
По Kärtner Strasse я, неприкаянная, бродила в первые, не самые веселые месяцы иммиграции и наблюдала с другими зеваками-туристами за тем, как сносили многоэтажный дом: экскаватор огромной клешней разрезал хрупенькие панели, стены величественно и страшно рушились вниз, а струя воды из пожарной трубы гасила столб пыли. Я фотографировала здесь каждый порожек и фонарь, каждую церковь и крышу. Мне наконец-то можно было никуда не спешить, никого не учить, ни перед кем не отчитываться, просто жить в настоящем. Такая необремененность была непростым испытанием. А спустя год я бежала по той же улице на концерт Бедржиха Сметаны в филармонию, после конференции по переводу, и не обращала внимание на толпы туристов и на собор Святого Стефана, я была в самом центре Вены и уже не осознавала всей значимости этого факта. Все было так обычно, так по-домашнему. Другой мир, со своими делами, заботами и обязанностями. Я торопилась, опаздывала, планировала, рассчитывала и не знала, что во мне уже стучит сердце моей дочери.
***
Это были первые декабрьские заморозки. Белокаменная красавица – лестница Strudelhofstiege – покрылась первым снегом, элегантна и холодна она была в любую погоду. Мы спускались вниз. Вдруг зазвонил телефон. В начале я услышала дедушкин голос «Я очень скучаю за тобой! Ты где?» Трубку подхватила бабушка «Ирочка, как твои дела?» Я стояла на лестнице, трогала пальцами заледеневший мрамор и рассказывала о своей венской жизни – громко, четко, с наигранной беззаботностью и легкостью. Это был последний раз, когда я слышала их голоса.
***
И снова переезд в другой город и страну. Передо мной чистый лист бумаги, а внутри распирает от чувства бурлящей энергии и молодости. Вот здесь новый мир, который я заполню своими смыслами. То, что будет «беречь» меня через пару лет, еще не написано, все пути открыты, каждый миг может стать началом всего. И эта адреналиновая белизна каждого следующего дня пленит, зовет, увлекает, окрыляет. А Таганрог и Вена тихо-тихо греют душу, они меня в себе берегут, хранят, охраняют.