В своем студенчестве я посмотрела фильм «День сурка», тогда он оказался для меня актуален. Из-за постоянного недосыпа и фанатичной учебы я ходила в Университет как зомби, каждое утро слезой походило на другое, я – заспанная, все вокруг – поздне-осеннее, серый асфальт сливался с тусклыми лицами прохожих , обшарпанный забор – с выбоинами на дороге. Среди всех моих уличных «завсегдатаев» я выделяла одного худого мужчину с дипломатом (тогда их еще носили). Ежедневные променады в Университет научили меня определять свою пунктуальность всего лишь по месту встречи с ним – зеленый досчатый забор, обвитый виноградом. Если он бодренькой походкой являлся перед моим взором до забора, я опаздывала, если после – значит у меня был хороший запас времени. Сейчас звучит весело, но тогдашний образ жизни, интеллектуально и духовно очень насыщенный, утомлял меня бесконечным внешним повтором и монотонностью.
Прошло 15 лет, и вот снова каждый день в 8 часов утра я выхожу из дома и веду детей в детский сад. Другое время, другая страна, другая я. Но и здесь День сурка. Тем удивительнее, что сейчас он не душит меня однообразием, каждый день проживается как новый, и люди, которых я встречаю на пути, касаются моей жизни лишь вскользь, но это «прикосновение» тем и замечательно, что оно просто есть, ненавязчиво и невидимо. Я живу в пространстве и времени, которое осознанно разделяю с другими, и от этой общности тепло и не одиноко.
***
Каждое утро моя пожилая соседка выезжает из подъезда на лежачем велосипеде и отправляется на прогулку. Пешком по двору идет тяжело, еле-еле, сильно сгорбившись, когда же садится (а скорее ложится) на велосипед, то, без преувеличения, превращается в женщину – птицу. Куда в одну секунду пропадает немощь и старость? В этом медленном степенном полете – тихое достоинство и радость. Здесь и сейчас, среди этих полей и деревенских улочек она вновь приобретает потерянную физическую свободу и скорость и парит, парит… Навстречу идут знакомые, здороваются и слегка подшучивают: «А почему ты шапочку не надела?» Я прохожу рядом и думаю: «Как же Вам к лицу этот красный платочек на шее!»
***
Рядом с детский садом стоит небольшой дом, каждое утро из него выходит женщина и вывозит на коляске взрослого сына с особенностями развития. К ним подъезжает машина социальной службы, шофер и его помощник закатывают коляску в салон, прощаются и уезжают. Она медленно заходит в дом. Эта сцена повторяется изо дня в дня, они улыбаясь что-то обсуждают несколько секунд, наверное погоду, а потом отправляются в путь – на занятия, массаж, в больницу. Сын в коляске иногда просто сидит и смотрит на небо, чаще начинает от волнения кричать, громко и резко. Моя дочка сначала спрашивала: «Мама, кто это так кричит? Почему он так кричит?» Теперь знает, что здесь так всегда, и это нормально.
***
Еще один частный дом, скромная постройка 60-ых, как раз напротив кладбища. Маленький садик, газон, крылечко – все аккуратно и чисто, но порядок, кажется, поддерживается из последних сил. Нет жизни в газоне, розы, некогда красавицы, иссохли, забор покрылся мхом. Здесь везде читается только прошлое, о будущем – ни строчки. Я прохожу мимо, и в окне второго этажа за ажурными занавесками всегда вижу седую старушку. Она внимательно смотрит на дорогу. Что ей оттуда видно? Мы идем с коляской, другие пешеходы выгуливают собак, изредка проезжают пустые автобусы, да и надгробия на другой стороне лежат наполовину в щебенке, всегда торжественны и молчаливы.
***
По вечерам издалека слышится звон бутылок, и я уже знаю, кого мы сейчас встретим. Молодой опрятно одетый мужчина, но у него на груди, по бокам висят полиэтиленовые пакеты, старые, измятые, с истершейся краской, а в них отсортированные по цвету и размеру стеклянные и жестяные бутылки, на руках – перчатки. Он подходит к каждой мусорной урне и бегло просматривает содержимое. При нем его вечный спутник – белая большая дворняга, она точно знает ежедневный маршрут хозяина и послушно идет за ним на расстоянии 2 метров. Было время, он возил ее на велосипедной тележке, наверное после операции. Этот молодой мужчина занимается сбором бутылок, как работой, с ответственностью служащего, предупреждает нас о возможных стеклянных осколках на детских площадках . «Обязательно просматривайте песок перед тем, как пускать туда детей, я могу не уследить, а бывают такие агрессивные подростки – они специально оставляют разбитые бутылки». Кто он? Почему именно так зарабатывает себе на жизнь, я не знаю. Может быть спрошу его летом, когда деревья будут снова засыпать в розовом трепете, политые газоны дурманить ароматом мокрой пыли, а звон бутылочного стекла возвещать о конце еще одного летнего дня.
***
Регулярно в полдень на автобусной остановке стоит женщина с ребенком в коляске, он держит открытую коробочку для завтрака, а в ней – чипсы, соленые крекеры, жареная-пережаренная картошка-фри или жирная сдоба. Я прохожу мимо, она отодвигает с тротуара коляску и пропускает меня. Милая, приятная женщина – «ну, дай же ты ему один раз яблоко!» – думаю я и осуждаю. Потом задаюсь вопросом: «А ты сможешь так?» И действительно, просто дать своему ребенку вреднятины (ладно, не каждый день, раз в месяц) и стоять на остановочке, беззаботно, расслабленно, со спокойной душой смотреть на небо и облака, не высчитывать содержание углеводов и жиров, не хвататься за сердце при виде очередной пищевой добавки и не читать лекцию бедной дочери о вредной пище, окончательно испортив ей удовольствие. Смогу? Боюсь, что нет. А жаль.
***
А возле кладбищенских туалетов в полдень любит посидеть и полистать свой телефон упитанный мужчина лет 50 с неопрятной щетиной на лице. Он, насколько я могу судить, бездомный, рядом с ним – неизменный велосипед и прицепная тележка с имуществом – ботинки, одеяла, свернутые и стянутые веревкой матрасы, палатка. Все удивительным образом привязано, пристегнуто, приклеено скотчем друг к другу. После детского сада моей дочке нужно в туалет, поэтому мы сюда регулярно заходим. Он с нами никогда не здоровается, да и я стараюсь обходить его стороной. Мало ли что. В канун католического Рождества, мы снова встретились, в тот самый момент, когда он выходил из теплого туалета, свежевыбритый, надушенный, подстриженный и помолодевший. Идет счастливый и даже немного порхающий, как будто к нему привязали 20 воздушных шариков. Запомнила белую кожу на лице и большие-пребольшие глаза, а в них радость и предвкушение праздника. Я ему говорю «Grüß Gott» (Здравствуйте). «Grüß Gott», – он отвечает и кивает мне головой, по-соседски, как своей.
***
При любой погоде по утрам на большой заасфальтированной площадке возле школы стоят два полицейских и обучают школьников 4-5-го класса правилам вождения на велосипеде. Резиновые ленты желтого и белого цветов расчерчивают пространство на воображаемые улицы и перекрестки, здесь же стоят дорожные знаки. Урок начинается с того, что дети хором приветствуют усатого полицейского, он начинает занятие с теоретической части. Они стоят перед ним все в велосипедных шлемах, как солдаты, не шелохнутся, даже когда льет дождь и дует сильный ветер. Он чувствует свою власть над ними, может прикрикнуть, ругнуть или грубовато пошутить. Его напарник, более молчаливый, вежливый и спокойный, достает тем временем из грузовика велосипеды, после теоретической части начинается практика. Школьники аккуратно ездят по символическим улицам, полицейские молча наблюдают и ругаются при малейшем нарушении. Все происходящее напоминает военную муштру. Дети стараются изо всех сил и поднимают руку, чтобы указать направление своего движения еще метра за 3 до предполагаемого поворота. Грузовик, на котором приезжают полицейские со всем своим инвентарем, похож на грузовики времен второй мировой войны, на них еще людей перевозили, раненых, пленных, приговоренных.
***
Эти люди мне глубоко симпатичны. Быть может, как они в чем-то оформляют наше ежедневное бытование, так и мы нашими походами в парк, магазин, детский сад становимся маячками чужой жизни. Все взаимосвязано в этом гигантском часовом механизме вселенной.
P.S. Мы идем по улицам, застроенным частными домами и многоэтажками. Когда-то здесь были пустыри, а еще раньше бастионы древних римлян. А теперь заборы, тротуары, чердаки, антенны, все сжато, расчерчено, впечатано в асфальт и плитку. И тут за поворотом вдруг открывается пейзаж: березка, за ней поле и небо. Все, что не вытоптано и не окультурено, собралось на этом нетронутом кусочке земли и каждый день играет перед нами новыми цветами и формами. Театр одной сцены, в которой нет и не будет ни одного повтора. Так может быть и День Сурка – это миф. Просто потребность человеческого разума, огрубляя, все обобщать, а обобщая структурировать. И в сложившемся внешнем образе уже видеть только статику, без глубины и изменений. А я прочитала сегодня книгу и иду по той же улице, встречаю тех же людей, а сама – уже другая. Бывает и так. Таким Днем Сурка можно жить и всю жизнь.
Irina Murg 