Tinder в Филармонии

Tinder в филармонии

Вырываюсь на концерт классики. Из материнских-фрилансерских будней. Дотягиваю ежедневный трудовой марафон до вечера, даже с небольшим переизбытком сил. Их как раз должно хватить на то, чтобы, перепрыгивая через одну ступеньку на экскаваторе и через две – по лестнице филармонии, добраться до балконов и упасть в заветное кресло с красной обивкой.

Но решение «Быть» в этот раз я приняла за 10 минут до отхода электрички, поэтому билет покупаю не электронный, а по старинке, да еще в вечерней кассе. Очередь человек 20. Жду и предвкушаю. Вдруг ко мне подходит мужчина лет шестидесяти, элегантный, худощавый, волосок к волоску и легкий аромат Армани, в душе юноша, еще и уже.

«У меня есть лишний билет в партер, не хотите ли купить?» – немного пригнулся и посмотрел на меня снизу вверх с эдаким хитроватым прищуром и многозначностью. «Нет, спасибо». Третий звонок, последние фраки покупают программки и бодрыми рысаками скачут по лестнице, я нервно тереблю часы на руке – «Когда же!» Тут он снова вырос рядом со мной, уже с отчаянной мольбой, предчувствуя неизбежную потерю партерного билета. «Ну купите, хотя бы за пол цены, пожалуйста!» – надрыв в голосе. Как же не помочь, не выручить, когда так просят, заплатила даже больше.

Мы разбежались. Он в зал, я – в гардероб. И только когда я оказалась в празднично-ослепительном партере и увидела его, ожидающим, всем телом обращенным к выходу, с заготовленной улыбкой, мне стала ясна вся расстановка. Я выкупила билет, спасая утопающего, а он искал себе спутницу. И этот распустивший хвост павлин с ожиданиями и предвкушениями совсем другого рода – был моим соседом на два ближайших часа – колено к колену, локоть к локтю. Но я пришла-то на другое свидание, и – не с ним.

Вежливо, на дистанции, улыбаюсь и к своим делам приступаю – их у меня за двадцать минут оффлайн накопилось много. Игнорирую его, как могу. Но он не отступает, включает легкую артиллерию – пока невербальную. Сначала одну ногу на другую положил, потом наоборот, плечами дернул, прокашлялся, локотком меня случайно тронул. Я, пока стеклянный купол вокруг себя возводила и боковым зрением за ним наблюдала, не заметила, как оркестр с дирижером и пианистом уже на сцену вышли. Спасительный пятый концерт Бетховена. Я в него нырнула и поплыла прочь от соседа. Только под гром и молнии форте-фортиссимо, перед самым финалом, когда и дышалось-то под накатывающими со сцены волнами с трудом, он настойчиво напомнил о себе: начал усердно, с хирургической точностью смахивать ладонью пылинки с выглаженных брюк, ей Богу, уж лучше бы пинцетом их убрал.

Антракт. Он встал и завис над креслом и надо мной – одну секунду, две, три… А я засунула голову в сумку, ведь мне было необходимо найти там ржавую машинку сына, засохшую мандариновую кожуру, прошлогодние чеки и розовую резинку для волос с микки-маусом. Дольше стоять было неприлично, он сделал па, я не ответила, он по-аристократски отступил и пошел пить шампанское. Один.

После антракта возвращаюсь. Он – на боевом посту, уже приготовил свой беспроигрышный козырь: на выбритой шее красуется шелковый платочек, сиреневый с голубыми переливами и бордовыми крапинками. Богема! Смотрит на меня и улыбается.

Я вежливо киваю головой, сажусь и открываю программку: у меня впереди Чайковский, извините. Тут он совсем надежду потерял, сдулся весь, расстроился, павлина и невербалку выключил. «Пропал вечер!» Как же легко мне, теперь непричастной к его амурным делам, сиделось во втором отделении, и даже нырять не потребовалось, так над креслом просто левитировала.

Концерт закончился, зал только раскачивался в аплодисментах, доходя до нужной экстатической кондиции, а он уже подскочил и, не прощаясь, не благодаря, убежал. Навсегда. И это после всего, что между нами было! Такое неприятное послевкусие у меня осталось, я еще себя виноватой почувствовала, надежд на романтический вечер не оправдала.

Ну, извините, пожалуйста! Так тоже иногда случается.